Вельяминовы – Время Бури. Книга первая - Нелли Шульман

Найдя место в зале, Отто, бездумно, смотрел на экран, где шла немецкая кинохроника. Сердце, бешено, прерывисто застучало. Доктор фон Рабе захотел увидеть незнакомца еще раз, чего бы это ни стоило.

За обедом, в кошерном ресторане, у Эсноги, они обсуждали фильм. Комедия об авторе детективов, ложно обвиненном в убийстве жены, и вынужденном скрываться среди парижских воров, всем понравилась. В конце фильма выяснилось, что жена, инсценировав смерть, сбежала с любовником. Мадемуазель Аржан играла девчонку, мошенницу, взявшую под крыло неудачливого писателя. Они согласились, что невеста кузена Теодора удивительно напоминает тетю Ривку.

– И голоса у них похожи, – Аарон расплатился:

– Надо тете написать. Она из Кельна в Париж летит. Она встретится с Теодором, Мишелем. Пусть посмотрит на мадемуазель Аржан. Она очень хорошая актриса, хоть и молодая…, – они знали, что у кузена Теодора есть американское гражданство, знали, что тетя Жанна болеет, и не может покинуть Париж.

Девушки пошли вперед. Ночь была тихой, звезды отражались в воде канала. Дождь закончился, с Эя дул свежий, чистый ветер. Меир закурил сигарету. Аарон положил руку на плечо брата:

– Спасибо, что в тир меня водил. В Берлине я не могу держать при себе оружие, но все равно…, – рав Горовиц помолчал, – пригодится.

Меир снял очки, протер их, и опять надел: «Аарон…, Долго ты в Германии собираешься пробыть?»

Темные глаза брата посмотрели куда-то вдаль. Аарон подождал, пока проедет машина:

– Столько, сколько, понадобится, Меир, чтобы спасти всех, кого мы можем спасти. Я бы то же самое мог спросить у тебя, – смешливо добавил старший брат. Он прислонился к кованой решетке набережной. Аарон был в кипе, без шляпы, волосы шевелил ветер. Брат засунул руки в карманы короткого, твидового пальто. Огонь сигареты освещал упрямое, хмурое лицо.

Меир, смутившись, пробормотал: «Откуда ты…»

– Изучение Талмуда, – почти весело ответил рав Горовиц, – развивает логику. У тебя отличный загар, ты стреляешь, как снайпер, несмотря на очки, научился водить машину, и я видел в комнате испанскую газету. Республиканскую, – прибавил рав Горовиц: «Мэтью тоже в Испании?»

Меир покачал головой:

– У него новая должность, секретная. Он занимается безопасностью ученых, выполняющих исследования для армии. В Испании ему делать нечего…, – Меир оборвал себя:

– Загореть я мог и на Лонг-Айленде. Лето было отменное, – он сунул нос в шарф: «Не то, что здесь».

В свете звезд, Аарон увидел блестящие, золотистые волосы Элизы. Кузина ему нравилась, но Аарон, горько думал:

– Мало времени прошло. Да и встречу ли я еще такую девушку, как Габи? Один Господь знает.

Они с младшим братом завтра уезжали из Амстердама. Эстер, сначала, расстроилась, что они не увидятся с Давидом. Доктор Горовиц, коротко, сказал:

– Мальчики с тобой хотели встретиться, милая. С тобой, с племянниками. У них работа, дела…

Аарон видел зятя только на фотографиях. Когда Эстер и Давид ставили хупу, он учился в Святой Земле:

– Интересно, – хмыкнул рав Горовиц, – где сейчас кузен Авраам? Не удивлюсь, если я его в Берлине увижу, в скором времени, – Аарон понял, что, если нацисты откажутся выдавать ему дальнейшие визы, то ему придется перебираться в страну рядом с Германией:

– Польша, – он вспомнил карту, – Чехословакия, Швейцария, Бельгия. Надо выбрать слабо охраняющуюся границу. Дания, оттуда легче людей переправлять, по морю, – брат поднял голову.

– Меир, – внезапно, спросил Аарон, – будет война?

Юноша кивнул:

– Будет. Гитлер не ограничится своей страной. На очереди Австрия, – Меир запнулся, – Чехословакия. Судетские горы, с месторождениями полезных ископаемых. Надо сделать так, чтобы, как можно больше евреев покинуло Германию, Аарон, пока есть еще время, – добавил Меир.

Аарон помнил, что невеста кузена Теодора тоже еврейка, из Польши:

– Он писал, – вздохнул раввин, – что мадемуазель Аннет сирота, родителей в погромах потеряла. И дядя Натан в Польше пропал. Теперь и не узнаем, что с ним случилось.

Меир, внезапно, усмехнулся:

– Эстер, мне кажется, не в обиде, что мы на конгресс не остаемся. Мы все равно не врачи. Давид, – Меир помолчал, – считает, что все, кто не занимается медициной, зря небо коптят. Он очень уверен в себе…, – через две недели знакомства с Давидом, сестра сообщила: «Мы ставим хупу, папа».

Доктор Кардозо приехал на конгресс, в Нью-Йорк. Эстер только что закончила, университет Джона Хопкинса, в Балтиморе, с дипломом врача общей практики. Меир учился в Гарварде, и проводил каникулы дома. За обедом в квартире Горовицей Давид резко отзывался об американской системе обучения врачей:

– У вас, дядя Хаим, выпускают невеж, – заявил доктор Кардозо, – ни один американский доктор не преуспел в Европе.

Меир заметил опасный огонек в голубых глазах сестры. Повертев серебряную вилку, Эстер сладко улыбнулась:

– Хочется доказать что вы неправы, кузен Давид. Я могу с вами поспорить.

Когда дочь сказала, что выходит замуж, доктор Горовиц замялся:

– Если ты собираешься преуспеть в споре с ним, милая…, – Эстер фыркнула:

– Разумеется, нет. Мы любим, друг друга, – девушка поцеловала отца. Он пробурчал:

– За две недели все, конечно, стало понятно.

– Кто бы говорил, – Эстер вздернула нос, – ты с мамой познакомился в понедельник, в среду сделал предложение, а на следующей неделе стоял под хупой…, – доктор Горовиц покраснел.

Он встретил Этель на заседании муниципального совета Бруклина. Хаим говорил о санитарном обслуживании фабрик. Этель, профсоюзная активистка, руководила работницами на швейных производствах. Девушка не оставила камня на камне, от доклада доктора Горовица. После заседания Хаим пригласил ее на кофе.

– Тогда другое время было, – заметил отец:

– И потом, я торопился. Мне стало понятно, что девушку нельзя упускать…

– И мне понятно, то же самое, – отрезала Эстер.

Подходя к пансиону кузины Элизы, Меир обернулся к брату:

– Ты только никому об Испании…, – он помедлил, – не говори. Папа считает, что я здесь, в Европе, занимаюсь делами Бюро. В общем, так оно и есть…, – Аарон кивнул.

Утром он садился в поезд, что шел через Кельн и Франкфурт на Берлин. Младший брат ехал в Барселону через Швейцарию и юг Франции.

Проводив Элизу, они дошли до особняка Кардозо. Отец встретил их на пороге:

– У малышей температура поднялась. Ничего страшного, я им дал жаропонижающее, поменял белье, простыни…, – доктор Горовиц добавил:

– Продуло их, наверное. Можно не беспокоиться, легкая простуда.

Он помахал конвертом:

– С вечерней почтой пришло. Тетя Ривка летит из Кельна Сабеной, через Брюссель. Рейс в Лондон, но они делают остановку в Бельгии. На борту самолета будет…, – отец торжественно прочитал:

– Георг Донатус, наследный принц Гессенский, и его семья. Можно не беспокоиться, – заключил Хаим, – с такими пассажирами авиакомпания, как следует, проверит самолет…, – Аарон рассказал отцу о мадемуазель Аржан. Хаим улыбнулся:

– Тетя Ривка в Париже ее увидит. Спать идите, вам рано вставать…, – братья поднялись наверх. Эстер выглянула из детской:

– Не волнуйтесь, все хорошо…, – в тихом коридоре тикали старые, прошлого века часы, пахло пряностями. На берегу канала, фонари освещали медную табличку, рядом с входом в парк Кардозо. Аарон, внезапно, обнял сестру и привлек к себе Меира. Они немного постояли, молча. Эстер шепнула:

– Ложитесь, милые. Мы увидимся, обязательно. Спасибо, что приехали…, – Аарон оглянулся на пороге спальни. Сестра вскинула голову:

– Будто рысь, на ее кинжале. Господи, – попросил рав Горовиц, – убереги нас от всякой беды и несчастья, позаботься о нас…, – в окне Аарон увидел белого голубя. Птица парила, расправив крылья, над водой, в тишине ночи.

Заседания конгресса проходили в большой аудитории Амстердамского университета. Чисто вымытые, в мелких переплетах окна, смотрели на канал. Неподалеку виднелся шпиль Аудекерк. Внизу, на серой воде, качались лебеди. Лига Наций собирала такие встречи раз в два года. Основная работа шла на секциях. Доктор Кардозо председательствовал на отделении, где выступали врачи-эпидемиологи.

Давид стоял перед зеркалом, в кабинете. Комнату ему, по первому требованию выделили организаторы. Доктор Кардозо удовлетворенно рассматривал себя. Темные волосы и короткая, ухоженная борода были отлично пострижены, лицо покрывал африканский загар. На висках появилась легкая седина. На манжетах белой, накрахмаленной рубашки сверкали бриллиантовые запонки. Костюм серого твида облегал мощные плечи. Давид был больше шести футов ростом:

– Седина придает солидности. Мне тридцати не исполнилось, но такое…, – Давид коснулся рукой волос, – вызывает уважение.